Художник-живописец, рисовальщик, художественный критик, теоретик искусства, педагог. Портретист, мастер картины на исторические, религиозные и сказочные сюжеты. Один из создателей Товарищества передвижников. Представитель критического реализма.

Букет цветов. Флоксы

Крамской о себе: «Художников существуют две категории, редко встречающиеся в чистом типе, но все до некоторой степени различные. Одни — объективные, наблюдающие жизненные явления и их воспроизводящие добросовестно, другие — субъективные. Эти формулируют свои симпатии и антипатии, крепко осевшие на дно человеческого сердца, под впечатлением жизнииопыта... Я, вероятно, принадлежу к последним.

Вы, вероятно, заметили во мне неспособность возиться с эскизами.

Это исключительно и, может быть, странно, но я иначе не могу. Я уже пробовал. Я пишу картину как портрет — передо мной в мозгу ясно сцена со всеми своими аксессуарами и освещением, я должен скопировать».

«За все русское искусство я спокоен и знаю, что оно себе рано или поздно, а завоюет уважение, и уважение широкое».

Выздоравливающая

В молодости Крамской несколько лет проработал в качестве художника-ретушера у фотографа. В это время фотография рассматривалась еще как площадная, базарная диковинка, принимаемая в качестве необходимости оставить свой портрет на память, но не как искусство. Спустя десятилетия, после окончания Академии, это знание «низовой культуры» поможет художнику в создании композиции по мотивам гоголевских «Вечеров на хуторе близ Диканьки» — «Русалочьей ночи» (1873), где мастерство профессионального художника воплотило городское народное представление о сусальной красоте водяных жительниц.

Девушка с
распущенной косой

Крамской, родившись в семье писца, достойного человека, далекого от искусства, ступенька за ступенькой приближался к желанному «высокому искусству», от мальчика, впервые увидевшего краски, к ретушеру и, наконец, студенту Академии художеств. Сам мастер писал: «Я много потратил времени на рисунок, я лишался аппетита, когда нос оказывался не на своем месте... это было сущее несчастие. Но, наконец, я овладел мастерством, я достиг до известной степени согласия между внутренним огнем, который там клокочет, и рукою, хладнокровно и спокойно, как будто нет никакой лихорадки, работающею. Вот это состояние, это самообладание было и должно быть у великих мастеров... Сначала... я думал формой, и только одною формой, потом, недавно сравнительно, начал обращать внимание на краски... и только теперь начинаю смекать немножко, что за штука такая живопись». Записано за год до смерти.

В течение всей жизни он был признанным авторитетом среди художников как обладающий тонким вкусом, беспристрастный к личностям из любви к искусству человек, как Аристотель, он мог сказать: «Платон мне друг, но истина дороже». Мнения Крамского-критика подчас не совпадали с мнением самого известного критика В. Стасова, но он оставался верен своему впечатлению.

Иродиада

Как портретисту ему посчастливилось писать выдающихся деятелей своего времени. Художник И. Шишкин и поэт Н. Некрасов, писатель Л. Толстой, критик В. Стасов — их писал Крамской по заказу П. Третьякова. Известный собиратель русского искусства стремился, чтобы в портретах осталась его эпоха, которую уже современники ощущали как «великую» в развитии русской культуры. Третьяков обращается с просьбой к известным художникам своего времени: В. Перову, И. Крамскому, И. Репину.

Крамской о своих портретах писал: «Мне кажется, однако же, что в портретах известных людей следует держаться изображения такого, как и чем он заслужил свою известность. Про Льва Толстого спасибо, я знаю, что он из моих хороший, то есть как бы это выразиться честный.

В конце жизни художнику пришлось пережить смерть собственного сына, подорвавшую здоровье его и его супруги. Но и это трагическое событие было пережито художником как опыт, необходимый для его искусства. Как Сократ, который до последнего мгновения своей жизни тщательно наблюдал свою душевную и телесную природу, Крамской пишет картину «Неутешное горе» (1884): «Совершенно справедливо, что картина моя покупателя не встретит, я это знаю... Если картина никому не будет нужна теперь, она нелишняя в школе русской живописи вообще... потому что я искренне сочувствовал материнскому горю, я искал долго чистой формы и остановился, наконец, на этой форме».

Другие картины художника: